Людвиг фон Мизес. Либерализм и политические партии.

Либерализм и партии особых интересов

Партии особых интересов, которые не видят в политике ничего, кроме обеспечения привилегий и исключительных прав для своих групп, не только делают невозможной парламентскую систему, они разрывают единство государства и общества. Они ведут не просто к кризису парламентаризма, а ко всеобщему политическому и социальному кризису. В конечном счете, общество не может существовать, если оно поделено на строго очерченные группы, каждая из которых нацелена на борьбу за особые привилегии своих членов, постоянно следит за тем, чтобы ее не отодвинули на задний план, и в любой момент готова пожертвовать важнейшими политическими институтами ради получения мелких преимуществ.

Для партий особых интересов все политические вопросы представляются исключительно как проблемы политической тактики. Их конечная цель задана изначально. Их цель — получение за счет остального населения максимально возможных преимуществ и привилегий для групп, которые они представляют. Партийная платформа призвана замаскировать эту цель и придать ей некоторую видимость оправдания, но ни при каких обстоятельствах не объявлять ее публично в качестве цели партийной политики. В любом случае члены партии знают свою цель; им не нужно ее объяснять. Однако, что из нее следует сообщить миру, является чисто тактическим вопросом.

Все антилиберальные партии стремятся исключительно к тому, чтобы добиться особых привилегий для своих членов, совершенно игнорируя происходящий при этом распад всей структуры общества. Ни одна из них, ни на минуту, не может выдержать критики, которой либерализм подвергает ее истинные цели. Когда их требования подвергаются логической проверке, они не могут отрицать, что их деятельность, в конечном счете, имеет антиобщественный и разрушительный эффект, и даже при самом поверхностном взгляде становится очевидна невозможность возникновения какого-либо общественного порядка на основе деятельности партий особых интересов, ведущих борьбу друг против друга. Разумеется, очевидность этих фактов не способна дискредитировать партии особых интересов в глазах тех, кто не может заглянуть вперед чуть дальше ближайшего будущего. Великое множество людей не интересуется тем, что произойдет послезавтра или еще позже. Они думают только о сегодняшнем, в лучшем случае — о завтрашнем дне. Они не задаются вопросом, что произойдет, если и остальные группы, преследуя свои особые интересы, будут проявлять такое же безразличие к общему благу. Они надеются преуспеть не только в осуществлении своих требований, но и в подавлении требований других. Тем же, кто применяет более высокие стандарты к деятельности политических партий, кто требует, чтобы даже в политической деятельности люди следовали категорическому императиву (“Действуй только по такому принципу, который ты одновременно хотел бы видеть универсальным законом, т.е. так, чтобы не возникало никакого противоречия при попытке представить твою деятельность в качестве закона, которому должны подчиняться все”), идеология партий особых интересов, безусловно, не может ничего предложить.

Социализм извлек значительную выгоду из этого логического недостатка в позиции, занимаемой партиями особых интересов. Для многих, кто не в состоянии понять великий идеал либерализма, но кто мыслит слишком ясно, чтобы согласиться с претензиями на привилегированное отношение со стороны отдельных групп, принцип социализма приобрел особое значение. Идея социалистического общества — которой, несмотря на неизбежно присущие ей недостатки, нельзя отказать в величии замысла — была призвана скрыть и в то же время подтвердить слабость позиции, занимаемой партиями особых интересов. Она отвлекла внимание критики от деятельности партии и направила его на великую проблему, которая, что бы о ней ни думали, при всех обстоятельствах заслуживает серьезного и исчерпывающего рассмотрения.

На протяжении последних 100 лет социалистический идеал в той или иной форме находил себе сторонников среди многих искренних и честных людей. Множество лучших и благороднейших людей восприняли его с энтузиазмом. Он стал путеводной звездой для выдающихся государственных деятелей. Он завоевал господствующее положение в университетах и стал источником вдохновения для молодежи. Он в такой степени занимает мысли и питает чувства прошлого и нынешнего поколения, что когда-нибудь история вполне справедливо назовет нашу эпоху веком социализма. В последние десятилетия во всех странах было сделано максимум возможного, чтобы воплотить в жизнь социалистический идеал как посредством национализации и муниципализации предприятий, так и путем внедрения мероприятий, ведущих к плановой экономике. Неустранимые недостатки социалистического управления экономикой — неблагоприятное влияние на производительность труда и невозможность экономического расчета при социализме — повсюду завели эти попытки в тупик, когда любой дальнейший шаг в сторону социализма стал угрожать слишком вопиющим ухудшением снабжения народа товарами. Под давлением необходимости они вынуждены были свернуть с этого пути, а социалистический идеал — даже сохраняя идеологическое господство — в практической политике стал просто маской рабочих партий в их борьбе за привилегии.

Можно показать, что сказанное верно для любой из множества социалистических партий, таких, например, как различные фракции христианских социалистов. Однако мы предлагаем ограничить наше обсуждение случаем социалистов-марксистов, которые, несомненно, были и остаются самой значительной социалистической партией.

В отношении социализма Маркс и его последователи были настроены совершенно серьезно. Маркс отвергал все мероприятия в пользу отдельных групп и слоев общества, которых требовали партии особых интересов. Он не подвергал сомнению обоснованность либерального аргумента о том, что следствием таких актов вмешательства будет общее снижение производительности труда. Когда он мыслил, писал и говорил последовательно, он всегда занимал позицию, что любая попытка вторжения в механизм капиталистической системы путем актов вмешательства со стороны правительства или иных органов общества, обладающих такой же властью принуждения, бессмысленна, потому что она не приводит к результату, на который надеялись их сторонники, а вместо этого снижает эффективность экономики. Маркс хотел организовать рабочих на конфликт, который привел бы к установлению социализма, но не на борьбу за достижение особых привилегий в рамках общества, основанного на частной собственности на средства производства. Он хотел создать социалистическую рабочую партию, а не то, что он назвал “мелкобуржуазной” партией, нацеленной на отдельные частичные реформы.

Слепая приверженность предрассудкам своей схоластической системы мешала ему беспристрастно взглянуть на вещи как они есть: он полагал, что рабочие, которых находящиеся под его интеллектуальным влиянием авторы организовали в “социалистические” партии, будут согласны оставаться безучастными зрителями и спокойно наблюдать, как капиталистическая система развивается в соответствии с его доктриной, чтобы не отсрочивать тот день, когда он полностью созреет для экспроприации экспроприаторов и “превратится” в социализм. Он не понимал, что рабочие партии, точно так же как другие партии особых интересов, признавая социалистическую программу как в принципе правильную, в практической политике были озабочены только ближайшими целями получения особых привилегий для рабочих. Теория солидарности интересов всех рабочих, которую Маркс разработал, имея в виду совершенно иные политические цели, сослужила прекрасную службу, искусно завуалировав тот факт, что издержки победы, одержанной одними группами рабочих, должны лечь бременем на другие группы рабочих, т.е. что в сфере так называемого “рабочего” законодательства, а также в профсоюзной борьбе интересы пролетариата никоим образом не совпадают. В этом качестве марксистская доктрина оказала партии, отстаивающей особые интересы рабочих, ту же услугу, какую германской центристской и другим клерикальным партиям оказало обращение к религии, националистическим партиям — обращение к национальной солидарности, аграрным партиям — утверждение о том, что интересы различных групп сельскохозяйственных производителей тождественны, а протекционистским партиям — доктрина о необходимости всеобъемлющего тарифа для защиты национального рабочего класса. Чем сильнее становились социал-демократические партии, тем большее влияние в них приобретали профсоюзы и тем больше они превращались в ассоциации профсоюзов, смотревшие на все с точки зрения недопущения на фабрики не членов профсоюзов и увеличения заработной платы.

Либерализм не имеет ничего общего ни с одной из этих партий. Он находится на противоположном полюсе от них. Он никому не обещает особой благосклонности. От каждого он требует жертв во имя сохранения общества. Эти жертвы, или, точнее, отказ от немедленно достижимых выгод, разумеется, являются всего лишь временными; они быстро окупаются большей и более устойчивой выгодой. Тем не менее, какое-то время они являются жертвами. Из-за этого в конкуренции с другими партиями либерализм с самого начала оказывается в своеобразном положении. Антилиберальный кандидат обещает особые привилегии каждой группе избирателей: более высокие цены производителям и более низкие цены потребителям, повышение жалованья государственным чиновникам и снижение налогов налогоплательщикам. Он готов согласиться с любыми расходами за счет государственного казначейства или богатых людей. Ни одна группа не является для него слишком маленькой, чтобы не попытаться снискать ее расположение с помощью подарка из “всенародного” кармана. Либеральный кандидат может лишь сказать всем избирателям, что стремление к таким особым привилегиям антиобщественно.