Карл Густав Юнг. Тэвистокские лекции.

ДИСКУССИЯ ВТОРAЯ

Вопрос:

Я хочу напомнить о том, что было вчера. Уже ближе к концу лекции, когда речь шла о высших и низших функциях, Доктор Юнг сказал, что мыслительный тип в своей чувственной функции неизбежно архаичен. Мне хотелось бы знать, истинно ли обратное? Когда чувственный тип пытается мыслить, он что — мыслит архаически? И с другой стороны, должны ли мы неизменно видеть в мышлении и интуиции функции высшие в сравнении с чувством и ощущением? Я спрашиваю об этом потому, что … насколько я понял из лекции, ощущение является низшей из сознательных функций, а мышление — высшей. В повседневной жизни мышление, ясное дело, представляется более значительным. Когда профессор — не наш, конечно, а вообще, — думает над своими исследованиями, сам он себя считает и другим представляется высшим типом — высшим по сравнению с крестьянином, который говорит: «Иногда я сижу и думаю, а иногда просто сижу».

Профессор Юнг:

Смею надеяться, что не дал вам повода считать, что я отдаю предпочтение какой-либо из функций. У конкретного индивида всегда наиболее дифференцирована его доминирующая функция, но таковой может быть любая из функций. У нас нет абсолютно никаких критериев, на основании которых можно было бы сказать, что та или иная функция сама по себе является наилучшей. Мы лишь можем сказать, что данный индивид лучше всего адаптируется с помощью своей дифференцированной функции и что наибольший ущерб от этого испытывает подчиненная функция: она как бы оказывается в тени высшей. В наше время есть люди, считающие интуицию высшей функцией. Утонченные люди предпочитают интуицию — это так тонко! Человек сенсорного типа всегда считает других людей ниже себя: он уверен, что им недостает реализма. Он один -реалист, а все остальные — фантазеры, которые далеки от реальности. Каждый считает, что его высшая функция является квинтэссенцией всего на свете. В этом вопросе мы все склонны к печальнейшим заблуждениям. Для подлинного понимания связи функций в сознании необходим строгий психологический критицизм. Есть масса людей, считающих, что мышление способно решить все мировые проблемы. На самом деле нет такой истины, которую можно было бы установить без участия всех четырех функций. Помыслив мир, вы сделали лишь одну четвертую часть того, что положено; остальные три функции могут оказаться против вас.

Доктор Эрик Б.Штраус:

Профессор Юнг сказал, что ассоциативный тест является средством, с помощью которого можно изучать содержания индивидуального бессознательного. На самом деле в приведенных им примерах были обнаружены содержания сознания пациента, а не его бессознательного. Если бы кто-то захотел обнаружить бессознательный материал, ему бы пришлось сделать следующий шаг — заняться поиском свободных ассоциаций там, где наблюдались аномальные реакции. Я имею в виду ассоциации, связанные со словом «нож», из которых профессор Юнг столь ловко вывел историю о том несчастном случае. Все это присутствовало в сознании пациента, но если бы слово «нож» имело бессознательные ассоциации, мы должны были бы — будь мы фрейдистами — предположить, что оно связано с бессознательным комплексом кастрации или чем-то подобным. Я не говорю, что это так, но мне непонятно, что профессор Юнг имеет в виду, говоря, что посредством ассоциативного теста мы достигаем бессознательного пациента. В случае, рассмотренном сегодня, мы достигаем сознания, или того, что Фрейд, возможно, назвал бы предсознательным.

Профессор Юнг:

Я был бы очень рад, если бы вы внимательнее слушали, что я говорю. Я говорил, что бессознательные феномены очень относительны. Если я не осознаю нечто, то это лишь относительно; в каком-то ином отношении я могу об этом знать. В определенном смысле содержания индивидуального бессознательного совершенно сознательны, но мы их не осознаем, то ли в определенном отношении, то ли в определенный момент.

Как мы можем установить, является сознательным или бессознательным? Нужно просто спросить об этом самих людей. У нас нет никакого иного критерия для того, чтобы установить, сознательно ли это или нет. Вы спрашиваете: «Заметили ли вы у себя определенные колебания?» — и вам отвечают: «Нет, у меня не было никаких колебаний; насколько я знаю, я реагировал как обычно». — «Осознаете ли вы, что вас что-то обеспокоило?» — «Нет». — «У вас нет никаких воспоминаний, связанных с вашим ответом на слово «нож»?» — «Нет, никаких». Подобное неведение очень распространено. Если меня спросят, знаю ли я некоего человека, я могу сказать, что не знаю: я ведь просто могу его не вспомнить или, иначе говоря, не осознать, что знаю его; но когда мне скажут, что я встретил его два года назад, что его зовут так-то и так-то, что он сделал то-то и то-то, я отвечу: «Конечно, я его знаю». Я знаю его — и не знаю. Все содержания индивидуального бессознательного, включая даже комплексы кастрации и инцеста, бессознательны относительно. С одной стороны, они совершенно сознательны, а с другой -бессознательны. Относительность сознания становится совершенно очевидной в случае истерии. Очень часто оказывается, что некоторые вещи, кажующиеся бессознательными, выглядят таковыми лишь для врача, а для медсестер или родственников — вовсе нет.

Как-то в известной клинике в Берлине мне довелось наблюдать интересный случай; речь шла о множественных саркомах спинного мозга, и хотя диагноз был поставлен знаменитым неврологом, перед которым я, можно сказать, трепетал, я все же настоял на проведении анамнеза, что дало великолепные результаты. Я спросил о том, когда появились симптомы, и выяснил, что все началось вечером того дня, когда единственный сын этой женщины женился и покинул ее. Она была вдовой, очевидно, обожавшей своего сына, и я сказал: «Это не саркома, а обычная истерия, в чем можно теперь же убедиться». Профессор ужаснулся, уж не знаю чему — моей глупости, бестактности или еще чему-то, и мне пришлось уйти. Но кое-кто побежал за мной на улицу. Это была медсестра, которая сказала: «Доктор, я хочу вас поблагодарить за то, что вы сказали, что тут была-таки истерия. Я всегда так думала».

Доктор Эрик Грэхем Хоу:

Могу ли я возвратиться к тому, что сказала доктор Штраус? Вчера вечером профессор Юнг упрекнул меня в произвольном употреблении слов, но, на мой взгляд, очень важно, чтобы эти слова были ясно поняты. Хотелось бы знать, задумывались ли вы над тем, что произойдет, если ассоциативный тест будет применен к словам «мистика» или «четвертое измерение»? Я уверен, что реакция всех существенно замедлится и всегда, когда будут упоминаться эти слова, вас будет охватывать сильнейшая ярость. Я предлагаю вернуться к идее четырехмер-ности, которая, как мне думается, со всем этим тесно связана и, следовательно, может помочь нам разобраться. Доктор Штраус использует слово «бессознательное», но его, как я. понял из высказываний профессора Юнга, как такового нет, есть лишь относительно бессознательное — в зависимости от степени осознанности. Согласно сторонникам Фрейда, имеется некое место, нечто, реальность, называемая бессознательным. Согласно профессору Юнгу, насколько я его понял, таковой не существует. У него речь идет об изменчивой среде отношений, а у Фрейда — о статичной среде безотносительных сущностей. Проще говоря, Фрейд трехмерен, а Юнг — в своей психологии в целом — четырехмерен. По этой причине я бы, с вашего позволения, подверг критике схематизированную систему Юнга за то, что тут нам предлагается трехмерное изображение четырехмерной системы, статичное изображение того, что является функционально динамичным; кроме того, несмотря на все объяснения, вас сбивает с толку фрейдовская терминология, и вы уже ничего не можете понять. Поэтому я продолжаю настаивать на необходимости уточнения слов.

Профессор Юнг:

Хотелось бы надеяться, что Доктор Грэхем Хоу будет более осторожен. Вы правы, но, пожалуй, не стоило заводить этот разговор. Я ведь объяснил, что стараюсь исходить из наиболее осторожных предположений. Этого-то как раз вы и коснулись, заговорив о четырех измерениях, о слове «мистика» и сказав мне, что на эти слова-раздражители у нас у всех будет замедленная реакция. Вы совершенно правы, мы все легко уязвимы, ибо находимся в самом начале пути. Я согласен с вами в том, что очень трудно поддерживать в психологии ее живой дух и не сводить ее к статичным сущностям. Естественно, привнеся в трехмерную систему временной фактор, вы вынуждены будете воспользоваться понятием четвертого измерения. Когда вы говорите о динамике и о процессах, вам необходим временной фактор, но поскольку вы вводите понятие «четырехмерности», против вас восстают все предрассудки этого мира. Это слово-табу, которое не следует упоминать. Оно имеет свою историю, и мы должны обращаться с ним и ему подобными исключительно тактично. Чем дальше мы продвинемся в понимании psyche, тем осторожнее нам придется обращаться с терминологией, ибо каждое слово имеет множество исторических параллелей и с ним связана масса предрассудков. Чем глубже мы проникнем в фундаментальные проблемы психологии, тем чаще будем затрагивать философские, религиозные и моральные предрассудков. Поэтому с определенными вещами следует обращаться крайне осторожно.

Доктор Хоу:

В данной аудитории лучше не осторожничать. Сейчас я скажу нечто рискованное. Ни вы, ни я не рассматриваем эго как прямую линию. Мы должны быть готовы рассматривать в качестве истинной формы самости четырехмерную сферу, одним из измерений которой является трехмерный контур. Если так, можете ли вы ответить на вопрос: «Каковы масштабы той самости, которая в четырех измерениях предстает как движущаяся сфера?» Я предполагаю, что ответ будет таков: «Это сам универсум, включая ваше понятие коллективного расового бессознательного».

Профессор Юнг:

Я был бы очень признателен, если бы вы повторили вопрос.

Доктор Хоу:

Как велика эта сфера четырехмерной самости. Я не могу удержаться от ответа и не сказать, что она по величине подобна универсуму.

Профессор Юнг:

Это чисто философский вопрос, ответ на него требует серьезного обращения к теории познания. Мир — это наша картина. Лишь по-детски мыслящие люди воображают, что мир таков, каким мы его себе представляем. Образ мира является проекцией мира самости, так же, как последний является внутренней проекцией внешнего мира. Лишь особо устроенный философский разум может заглянуть по ту сторону этой привычной картины мира, где вещи статичны и изолированы друг от друга. Шагнув за рамки этой картины, обыденный разум испытает потрясение: это способно поколебать основы всего мироздания, поправ наши сокровеннейшие убеждения и надежды, и я не вижу необходимости расшатывать устоявший порядок вещей. Это не нужно ни пациентам, ни их врачам; может быть, это то, что нужно философам.

Доктор Ян Д.Сатти:

Я бы хотел возвратиться к вопросу доктора Штрауса. Я могу понять, что имеет в виду доктор Штраус, и думаю, что в состоянии понять, что имеет в виду профессор Юнг. Насколько я могу судить, профессору Юнгу не удалось как-то связать свои рассуждения с тем, что сказал доктор Штраус. Доктор Штраус хотел узнать, как ассоциативный тест может выявить фрейдовское бессознательное, т.е. материал, который в настоящее время вытеснен из сознания. Насколько я понимаю профессора Юнга, он имеет в виду фрейдовское «Id». Мне кажется, что каждый из нас должен определить свои понятия достаточно четко для того, чтобы их можно было сопоставлять, а не просто употреблять в характерном для своей школы смысле.

Профессор Юнг:

Я вынужден вновь повторить, что мои методы служат открытию фактов, а не теорий, и я рассказываю вам, какого рода факты я открываю с помощью этих методов. Я не смог бы открыть комплекс кастрации или вытесненный инцест, или что-нибудь еще в этом роде, ибо занят поиском психологических фактов, а не теорий. Боюсь, вы слишком часто путаете теорию с фактом и поэтому с разочарованием узнаете о том, что эксперимент не подтверждает наличия комплекса кастрации и подобных вещей, но ведь комплекс кастрации — это теория. Посредством ассоциативного теста вы обнаруживаете определенные факты, о которых мы прежде не знали и о которых в определенном смысле не знал и сам тестируемый. Я не отрицаю того, что он их знал в каком-то ином смысле. Есть много вещей, которые вы осознаете на работе и не осознаете дома, но так же и дома вы знаете множество таких вещей, о которых вы не знаете в рабочей обстановке. В одном положении вам это известно, а в другом — нет. Это мы и называем бессознательным. Я должен повторить, что невозможно проникнуть в бессознательное эмпирическим путем, а затем открыть, скажем, фрейдовскую теорию комплекса кастрации. Комплекс кастрации является мифологической идеей, но как таковой он не обнаружим. В действительности мы обнаруживаем специфически сгруппированные факты и в соответствии с историческими или мифологическими параллелями даем им название. Мы в состоянии обнаружить не мифологический, а лишь индивидуальный мотив, причем последний всегда появляется не в форме теории, а как живой факт человеческой жизни. Исходя из него мы можем построить теорию — фрейдовскую, адлеровскую или любую другую. Вы можете думать о фактах, что вам угодно, но в результате теорий будет столько же, сколько ломающих над этим голову людей.

Доктор Сатти:

Я протестую! Меня не интересует та или иная теория, меня не интересует, какие факты обнаружены, а какие нет, но я заинтересован в обретении средств коммуникации, с помощью которых каждый сможет понять, что имеют в виду другие, и с этой целью я настаиваю на том, чтобы мы определили наши понятия. Мы должны знать, что другие подразумевают под тем или иным понятием, таким, например, как бессознательное Фрейда. Что касается слова «бессознательное», оно уже всем более или менее понятно. В силу своего социального признания и наглядности оно имеет известную ценность, но Юнг отказывается понимать под бессознательным то, что имел в виду Фрейд, и употребляет это слово так, что теперь мы можем его понимать как то, что Фрейд называет «Id».

Профессор Юнг:

Слово «бессознательное» не является изобретением Фрейда. Оно было известно в немецкой философии задолго до него: Кант, Лейбниц и другие. Каждый из этих мыслителей давал данному термину собственное определение. Прекрасно зная, что есть множество разных концепций бессознательного, я по мере сил пытался высказать о нем свое собственное мнение. Это не значит, что я не признаю заслуги Лейбница, Канта, фон Гартмана и других великих мыслителей, включая Фрейда, Адлера и т.д. Я просто объяснял вам, что я сам подразумеваю под бессознательным, предполагая, что вы все прекрасно осведомлены о том, что думает на этот счет Фрейд. Я не думал, что моей задачей было объяснить вещи таким образом, чтобы все сторонники фрейдовской теории, отдающие предпочтение его точке зрения, отказались от своей веры. У меня-нет намерения разрушать ваши воззрения и убеждения. Я просто предлагаю собственную точку зрения, и если кому-то покажется, что она тоже имеет смысл, мне этого достаточно. Мне совершенно безразлично, какие у кого представления о бессознательном, иначе мне бы пришлось срочно садиться за длинную диссертацию о том, как понимали бессознательное Лейбниц, Кант и фон Гартман.

Доктор Сатти:

Доктор Штраус спросил, как соотносится ваше понимание бессознательного с фрейдовским. Можно ли установить между ними ясную и определенную взаимосвязь?

Профессор Юнг:

Доктор Грэхем Хоу ответил на этот вопрос. Фрейд рассматривает психические процессы как статичные, в то время как я говорю о них в терминах динамики и взаимосвязи. Для меня все это относительно. Нет ничего однозначно бессознательного: это лишь то, что не осознано разумом в определенном свете. Можно выдвигать самые различные предположения насчет того, почему нам что-то с одной точки зрения известно, а с другой — нет. Единственное исключение я делаю для мифологического паттерна: у меня есть фактические подтверждения того, что он глубоко бессознателен.

Доктор Штраус:

Безусловно, между использованием вашего ассоциативного теста в качестве детектора преступления и поисками с его помощью, скажем так, бессознательной вины имеется различие. Преступник у вас осознает как свою вину, так и свой страх быть разоблаченным. Невротик же не знает ни о своей вине, ни о своем страхе быть разоблаченным. Можно ли пользоваться одной и той же техникой в двух столь несхожих случаях?

Председательствующий:

Та женщина не осознавала своей вины, хотя не запретила ребенку сосать губку.

Профессор Юнг:

Я покажу вам различие экспериментальным путем. На рис.7 мы имеем схематическое изображение дыхания тестируемого во время проведения ассоциативного эксперимента. Вы видите четыре серии по семь вдохов и выдохов, зарегистрированных после слов-стимулов. Диаграмма отражает типичную для множества тестируемых зависимость дыхания от индифферентных и критических стимулов.

Серия «А» показывает, как протекает дыхание после индифферентных слов-стимулов. Вдохи, идущие сразу после слов-стимулов, ниже нормы, затем следует нормализация.

В серии «В» слово-стимул было критическим и объем дыхания существенно снижен, порой более чем в два раза по сравнению с нормой.

В серии «С» дана динамика дыхания после слова-стимула, относящегося к комплексу, осознаваемому тестируемым. Первый вдох почти нормальный, и лишь затем происходит некоторое уменьшение объема дыхания.

Серия «D» соответствует дыханию после слова-стимула, относящегося к такому комплексу, который не осознается тестируемым. В этом случае первый вдох явно слаб, и те, что идут вслед за ним, несколько ниже нормы.

Эти диаграммы наглядно демонстрируют различие между реакциями, соответствующими сознательным и бессознательным комплексам.

В серии «С», например, комплекс является сознательным. Слово-стимул задевает тестируемого за живое, и следует глубокий вдох. Но когда слово-стимул ударяет по бессознательному комплексу, объем дыхания, как показывает диаграмма «D» (ее первая колонка), уменьшается. Имеет место спазм грудной клетки — дыхание практически замирает. Таким образом можно эмпирически подтвердить различие между сознательными и бессознательными реакциями.

Доктор Уилфред Р.Байон:

Вы провели аналогию между архаическими формами тела и архаическими формами сознания. Это просто аналогия или на самом деле есть более тесная связь? Из того, что вы сказали вчера вечером, можно сделать вывод о том, что вы признаете наличие связи между сознанием и мозгом; недавно в «British Medical Journal» был опубликован диагноз, поставленный вами на основании сна: органическое расстройство*. Если это сообщение является точным, то мы получаем очень важное подтверждение, и мне хотелось бы знать, не считаете ли вы, что между этими двумя рудиментарно-архаическими формами существует более тесная связь.

// * См.: Davie Т.М. Comments upon a case of «Periventricular Epilepsy»// British Medical Journal. — 1935. — No 3893(Aug.). — P 293-297. Сон, сообщенный пациентом доктора Дэви, был таков: «Кто-то сзади беспрерывно спрашивал меня что-то о смазке какого-то механизма. Говорилось, что лучшим смазочным средством является молоко. Я же. по-видимому, считал, что предпочтительнее будет использовать илистую грязь. Затем, когда был осушен пруд, среди ила обнаружили двух ископаемых животных. Один был маленький мастодонт, а кто второй — я забыл». Комментарии Дэви: «Я подумал, что было бы интересно представить этот сон Юнгу и спросить, какова его интерпретация. Несмотря на то, что в этом сне было множество психологических ответвлений, Юнг нисколько не сомневался, что заболевание в своей основе было не психологическим. По его мнению, сон свидетельствовал об органическом расстройстве. Осушение водоема он проинтерпретировал как ухудшение циркуляции спинномозговой жидкости».//

Профессор Юнг:

Вы вновь касаетесь противоречивой проблемы психофизического параллелизма, в отношении которой у меня нет ответа, ибо она находится за пределами человеческого познания. Как я пытался объяснить вчера, эти две вещи — психический факт и факт физиологический — некоторым образом происходят вместе. Они случаются вместе, и я предполагаю, что они являются двумя разными аспектами лишь с точки зрения нашего разума, но в реальности все не так. Эта двойственность возникает вследствие абсолютной неспособности разума помыслить их вместе. Исходя из допускаемого нами единства этих двух вещей, нам следует ожидать обнаружения снов, которые в большей степени являются физиологическими, нежели психологическими, точно так же, как есть сны более психологические, нежели физиологические. Сон, о котором вы упомянули, был явным выражением органического расстройства. Такие «органические образы» часто встречаются и в древней литературе. Врачи древности и средневековья пользовались подобными снами для установления диагноза. Я не проводил физического осмотра этого человека. Я просто услышал его историю, узнал о его сне и высказал свое мнение. У меня были и другие случаи, например, очень непонятный случай прогрессирующей мускульной атрофии у молодой девушки. Я спросил о ее сновидениях: у нее было два чрезвычайно ярких сна. Мой коллега — человек, знакомый с психологией, — считал, что это, должно быть, случай истерии. Симптомы истерии тут и вправду имели место, и было не ясно, действительно ли это прогрессирующая мускульная атрофия или нет; но на основе анализа сновидения я пришел к заключению, что это было физическое заболевание. События подтвердили мой диагноз. Тут было органическое расстройство, и сны явно соотносились с ее органическим состоянием (Jung C.G. The Practice of Psychotherapy// C.W. — Vol.l6 (Par.344f).). Исходя из моей идеи о единстве psyche и живого тела, все должно было быть именно так, и было бы удивительно, если бы было иначе.

Доктор Байон:

Будете ли вы говорить об этом впоследствии — при обсуждении проблемы сновидений?

Профессор Юнг:

Боюсь, что не могу входить в такие детали; это слишком специальная тема. На самом деле это предмет особого опыта, и попытка его представить была бы очень трудоемкой. Представляется невозможным сжато изложить вам критерии, с помощью которых я анализирую сны. В упомянутом вами сне был маленький мастодонт — помните? Для того чтобы показать, что же на самом деле этот мастодонт означает в органическом аспекте и почему сам сон я должен рассматривать как органический симптом, мне придется прибегнуть к таким аргументам, что вы обвините меня в жутчайшем мракобесии. Тут действительно все окутано мраком. Мне пришлось бы изъясняться в терминах глубинного разума, мыслящего архетипическими паттернами. Когда я говорю о мифологических паттернах, люди, осведомленные об этих вещах, понимают, о чем идет речь, но если вы не в курсе, то подумаете: «Парень сошел с ума — он говорит о мастодонтах и их отличии от змей и коней». Прежде чем вы смогли бы оценить сказанное мною, мне потребовалось бы прочитать вам примерно четырехсеместровый курс по символизму.

К сожалению, между тем, что об этих вещах общеизвестно, и тем, что я наработал за все эти годы, имеется расхождение. Даже если бы я выступал перед медицинской аудиторией, мне пришлось бы вести речь не только о niveau mental (в терминологии Жане), но и заговорить чуть ли не по-китайски. Например, я сказал бы, что abaissement du niveau mental в определенном случае доходит до уровня manipura chakra, т.е. до уровня пупка. Мы, европейцы, не единственные люди на Земле. Мы всего лишь полуостров на азиатском материке, населенном древними цивилизациями, представители которых тысячелетиями упражнялись в психологической интроспекции, тогда как мы занялись психологией даже не вчера, а сегодня утром. Эти люди достигли фантастических прозрений, и для того чтобы понять некоторые факты, связанные с бессознательным, я должен был заняться Востоком. Мне нужно было вернуться назад, чтобы достичь понимания восточного символизма. Вскоре я опубликую небольшую книгу, посвященную лишь одному символическому мотиву (Мотив мандалы — в лекции «Traumsymbole des Individuationsprozesses», прочитанной Юнгом двумя неделями раньше Она была напечатана в «Eranos-Jahrbich» за 1935 год.); вас бы это шокировало. Мне пришлось заняться не только китайским и хинди, но также и литературой, написанной на санскрите, средневековыми латинскими манускриптами, не известными даже специалистам, — можете сходить в Британский музей посмотреть мои заказы. Только располагая таким аппаратом параллелизма, вы можете начать ставить диагнозы и судить, является ли этот сон органическим или нет. Пока люди не освоят эту область знания, я буду выглядеть как колдун. Это называется un tour de passe-passe. Так говорили в Средние века; люди могли сказать: «Как вы можете видеть, что у Юпитера есть спутники?» Предположим, вы бы ответили, что у вас есть телескоп, но что такое телескоп для средневековой публики?

Я не собираюсь этим хвастаться. Но меня всегда озадачивает, когда мои коллеги спрашивают: «Как вы поставили такой диагноз?» или «Как вы пришли к такому заключению?» Я отвечаю: «Хорошо, я объясню, но для начала мне придется объяснить вам, что вы должны знать для того, чтобы быть в состоянии это понять». Я ощутил это на себе, когда знаменитый Эйнштейн был профессором в Цюрихе. Он тогда начинал работать над своей теорией относительности. Мы часто виделись, нередко он бывал у меня дома, и я выспрашивал у него об этой теории. Я лишен математического дара, и вы можете представить, с какими мучениями этот бедняга объяснял мне, что такое относительность. Он не знал, как это сделать. Увидев, как он со мной замучился, я почувствовал себя совсем ничтожным и готов был провалиться сквозь землю. Но однажды он спросил меня о чем-то из области психологии. Тут-то я и отыгрался.

Особое знание ставит в невыгодное положение. Оно заводит вас настолько далеко, что вы уже ничего не можете объяснить. Вам придется смириться с тем, что я буду говорить вам элементарные, на первый взгляд, вещи, ибо лишь зная о них, вы сможете понять, почему я делаю те или иные выводы. Я приношу извинения, поскольку у нас не так много времени, и я не могу рассказать вам все. Переходя к снам, я отдаю себя во власть вашего суждения и рискую показаться полным дураком, поскольку я не в состоянии предоставить вам все те материалы, все те исторические свидетельства, на которых строятся мои заключения. Я буду вынужден цитировать литературу Индии и Китая, средневековые тексты — т.е. все то, чего вы не знаете. Да и как вы могли бы знать все это? Я сотрудничаю со специалистами из других областей знания, и они помогают мне. Среди них был и мой покойный друг — синолог — профессор Вильгельм; я работал вместе с ним. Он перевел даосский текст и попросил меня прокомментировать его с психологической точки зрения, что я и сделал («The Secret of the Golden Flower» (Китайский текст был переведен Рихардом Вильгельмом. Комментарий Юнга см. в: Jung C.G. Alchemical Studies// C.W. — Vol.13).). Мой рассказ полон неожиданностей для синолога, но то, что может рассказать он, будет столь же неожиданно для нас. Китайская философия не была заблуждением. Это мы считаем, что древние просто заблуждались, но они были ничем не хуже нас. Это были чрезвычайно мудрые люди, и психологии следует неустанно учиться у древних цивилизаций, особенно у Индии и Китая. Бывший президент Британского антропологического общества как-то спросил меня: «Как понять, что такие высокоразвитые люди, как китайцы, не имеют своей науки?» Я ответил: «У них есть наука, но вы не понимаете ее. Она не основывается на принципе причинности. Причинность не единственный принцип; это только условность».

Кто-то может сказать: «Что за глупость считать причинность условностью!» Однако взгляните на современную физику! Восток строит свое мышление и систему оценки фактов, исходя из иного принципа. У нас для него даже нет названия. На Востоке, естественно, есть обозначающее его слово, но мы его не понимаем. Таким восточным словом является Дао. У моего друга МакДугалла (Уильям МакДугалл (1871-1938), американский психиатр.) был китайский студент, которому он задал вопрос: «Что именно ты понимаешь под Дао?» Как это типично для Запада! Китаец объяснил, что такое Дао, но тот этим не удовлетворился: «Мне пока не понятно». Тогда китаец вышел на балкон и сказал: «Что вы видите?» — «Я вижу улицу, дома, людей, прогуливающихся или едущих в трамваях». — «Что еще?» — «Я вижу гору». — «А еще?» — «Деревья». — «А еще?» -«Дует ветер». Китаец воздел руки и сказал: «Это Дао».

В этом все дело. Дао может быть в чем угодно. Для его обозначения я пользуюсь иным, достаточно узким термином. Я называю его синхроничностью. Когда восточный разум наблюдает целостную совокупность фактов, он воспринимает ее как таковую, а западный разум разделяет ее на нечто меньшее — на отдельные сущности. Например, вы смотрите на некоторое скопление людей и говорите: «Откуда они все пришли?» или «Зачем они собрались вместе?» Восточный разум это абсолютно не интересует. Он говорит: «Что означает, что эти люди находятся вместе?» Для западного разума нет такой проблемы. Вас интересует, зачем вы сюда пришли и что вы здесь собираетесь делать. Для восточного разума все не так: его интересует то, что вы вместе.

Вот как это выглядит: вы стоите на берегу моря, и волной выбрасывает старую шляпу, поломанный ящик, ботинок, мертвую рыбу, и они остаются лежать на берегу. Вы говорите: «Случай, бессмыслица!» А китайский разум задает вопрос: «Что означает, что эти вещи находятся вместе?» Китайский разум экспериментирует с этим «быть вместе», «явиться вместе и одновременно»; у него есть свой, неизвестный на Западе, но играющий значительную роль в восточной философии, экспериментальный метод. Это метод предвосхищения возможностей, которым японское правительство пользуется и по сей день при решении политических вопросов — так было, например во время Мировой войны. Этот метод был сформулирован еще в 1143г. до Р.Х. (И-цзин — Книга Перемен)