Глава 28. ЗАЧЕМ СТАЛИН РАЗВЕРНУЛ ФРОНТЫ
Война бедных против богатых будет самой кровавой из всех войн, которые когда-либо велись между людьми.
Ф.Энгельс
Термин «фронт» в советском военном языке означает прежде всего войсковое формирование численностью от нескольких сотен тысяч до миллиона и более солдат. Фронт включает в свой состав управление и штаб, несколько армий, соединения авиации, силы ПВО, части и соединения усиления, фронтовые тылы. Только в составе тыловых частей и учреждений, непосредственно подчиненных управлению каждого фронта, по довоенным данным, предполагалось иметь до 200 000 солдат. В мирное время фронты не существуют. Вместо них существуют военные округа. Фронты создаются в начале войны (СВЭ. Т. 8, с. 332).
В 1938 году отношения с Японией обострились до такой степени, что в составе РККА был развернут Дальневосточный фронт. В состав фронта первоначально вошли две армии, затем, два года спустя, еще одна. 13 апреля 1941 года с Японией был подписан договор о нейтралитете, но Дальневосточный фронт так и не был расформирован.
На советских западных границах в 1939–1940 годах кратковременно создавались фронты для «освободительных походов» в Польшу, Румынию, Финляндию. Но по завершении походов фронты немедленно расформировывались и вместо них вновь создавались военные округа. Историки упрекают Сталина: с Германией — пакт и с Японией — пакт, но против Японии развернут фронт, а против Германии — нет.
На первый взгляд, нелогично. Но что делает Гитлер? Гитлер проявляет хитрость. В первой половине 1941 года фюрер против Великобритании развернул штабы с громкими названиями, но без войск, а против Советского Союза развернул почти все свои войска, но без громкозвучных штабов. С первого взгляда — против Великобритании мощные силы, но если присмотреться, то обнаруживается, что Гитлер отборные войска и лучших генералов тайно стягивает к границам Советского Союза. Так готовится внезапный удар. Но и Сталин поступает так же: на Дальнем Востоке создан фронт, но войска и генералы тайно его покидают. На западных границах продолжают официально существовать военные округа, но тут идет концентрация войск. Сравнение мощи Дальневосточного фронта и любого западного округа совсем не в пользу фронта. Пример: на Дальневосточном фронте — три армии, все обычные; а в Западном особом военном округе — четыре армии, в том числе три ударные и одна сверхударная. Кроме того, на территорию Западного особого военного округа прибывают еще три армии Второго стратегического эшелона. На Дальневосточный фронт никто не прибывает, наоборот, отсюда уводят корпуса и дивизии. На Дальневосточном фронте — один механизированный корпус, в Западном округе их шесть. На Дальневосточном фронте нет воздушно-десантных войск, в Западном округе — целый корпус. Сравнения можно продолжать и дальше. Но надо помнить, что Западный особый военный округ не самый мощный, Киевский — гораздо мощнее.
Если его сравнить с Дальневосточным фронтом, то мы совсем разочаруемся во фронте. Фронт на Дальнем Востоке — это ширма, чтобы продемонстрировать всему свету: тут возможна война. Но и пять западных военных округов — тоже ширма, чтобы продемонстрировать: тут никакой войны не предвидится. А на самом деле пять западных приграничных округов давно уже превратились в нечто необычное. Обычными они были до 1939 года. А после подписания пакта в них сосредоточена такая ударная мощь, какую редко какой-либо советский фронт имел в ходе самых ожесточенных сражений войны.
На Дальнем Востоке создан фронт так, чтобы все об этом знали. А вот на западе созданы не один, а ПЯТЬ фронтов, но так, чтобы об этом никто не знал. В предыдущих главах я упоминал Северный, Северо-Западный, Западный, Юго-Западный и Южный фронты, и это не ошибка. Официально они созданы после германского вторжения — как реакция на это вторжение. Но заглянем в архивы и будем поражены: начиная с февраля 1941 года эти названия уже фигурируют в документах, которые были в то время совершенно секретными. Часть документов уже рассекречена и пущена в научный оборот. Цитирую: «В феврале 1941 года военным советам приграничных округов были направлены… указания о немедленном оборудовании фронтовых командных пунктов» (ВИЖ, 1978, N 4, с. 86).
Официально — на западных границах — пять военных округов. Неофициально — каждый военный округ уже готовит фронтовой командный пункт, т. е. создает не военно-территориальную структуру, а чисто военную, которая возникает только во время войны и только для руководства войсками во время войны.
Коммунистические историки уверяют нас, что до 22 июня 1941 года между СССР и Германией существовал мир, который якобы 22 июня был нарушен Германией. Эта смелая гипотеза фактами не подтверждена. Факты говорят об обратном. Развернув в феврале 1941 года командные пункты фронтов, Советский Союз фактически вступил в войну против Германии, хотя об этом и не заявил официально.
Командующий военным округом в мирное время имеет две основные функции, и роль его двойственна. С одной стороны, он чисто военный командир, в подчинении которого находятся несколько дивизий, иногда — несколько корпусов или даже — несколько армий. С другой стороны, в мирное время командующий округом контролирует строго определенную территорию, выполняя роль наместника или военного губернатора.
В случае войны приграничный военный округ превращается во фронт. При этом могут возникнуть три ситуации.
Первая ситуация: фронт воюет на тех же территориях, где до войны находился военный округ. В этом случае командующий фронтом продолжает оставаться чисто военным командиром и, кроме того, продолжает контролировать вверенные ему территории, выполняя в тыловых районах роль военного губернатора.
Вторая ситуация: под давлением противника фронт отходит назад. В этом случае командующий фронтом остается боевым командиром и во время отхода забирает с собой органы территориального руководства.
Третья ситуация: с началом войны фронт уходит вперед на территорию противника. Только в предвидении этой ситуации проводится разделение функций командующего. Он становится чисто военным командиром и ведет свои войска вперед, а на территориях округа должен остаться кто-то поменьше рангом, для того чтобы выполнять функции военного губернатора.
В феврале 1941 года произошло событие, которое осталось незамеченным современными историками. В Западном особом военном округе была введена должность еще одного заместителя командующего округом. Какое это имеет значение? У генерала армии Д. Г. Павлова и без того есть несколько заместителей! Несколько месяцев дополнительная должность заместителя оставалась вакантной. Затем на эту должность прибыл генерал-лейтенант В. Н. Курдюмов.
Значение этого события огромно.
В мирное время в Минске находится командующий генерал армии Д. Г. Павлов, его заместитель генерал-лейтенант И. В. Болдин, начальник штаба генерал-майор В. Е. Климовских. Мобилизационное предназначение Павлова — командующий Западным фронтом, Климовских — начальник штаба Западного фронта, а Болдин по плану должен стать командующим подвижной группой Западного фронта.
Я вот к чему веду речь: если бы Западному фронту предстояло воевать там, где он находился перед войной, т. е. в Белоруссии, то никаких структурных изменений вводить не надо. Но Западный фронт готовится уйти на территорию противника. Его поведут генералы Павлов, Болдин, Климовских. Если они уйдут и уведут с собой все армии, корпуса, дивизии, бригады, кто же останется в Минске? Вот на этот-то случай и введен дополнительный заместитель — генерал-лейтенант Курдюмов. В мирное время уже произошло разделение структур. Генерал армии Павлов сосредоточил свое внимание на чисто военных проблемах, а его новый заместитель — на чисто территориальных. Когда Западный фронт во главе с Павловым уйдет на территорию противника, генерал Курдюмов останется в Москве, выполняя роль чисто территориального военного губернатора, охраняя местные власти, линии коммуникаций, контролируя промышленность и транспорт, проводя дополнительные мобилизации и готовя резервы для фронта, который ушел далеко вперед.
Генерал Курдюмов командовал Управлением боевой подготовки РККА. Теперь он назначен в Минск. С точки зрения «освободительной» войны — это великолепное решение: генерал с таким опытом сидит на путях, по которым пойдут все новые и новые резервы на запад. Он лучше всех сможет дать проходящим войскам последние указания перед вступлением в бой.
Четыре армии, десять отдельных корпусов и десять авиационных дивизий, расположенных на территории Киевского особого военного округа, тоже готовятся уйти на территорию противника. Их поведет командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос. В предвидении этого необходимо срочно разделить две функции командующего: оставить ему только чисто военные, передав чисто территориальные кому-то другому. Для этого и вводится дополнительная должность заместителя, на которую назначается генерал-лейтенант В. Ф. Яковлев. Кирпонос с войсками уйдет вперед, Яковлев останется в Киеве. С начала февраля мы все более ясно видим разделение двух структур. В Тернополе создается тайный командный пункт — это центр военной структуры, в Киеве сохраняется штаб — это центр территориальной структуры. В Броварах, в районе Киева, создан сверхмощный подземный командный пункт для территориальной системы управления. В Тернополе создается командный пункт очень легкого типа: землянки в один накат. Вполне логично: военная структура не предназначена долго оставаться на Украине, зачем же воздвигать мощные бетонные казематы?
В Прибалтийском особом военном округе тоже произошло разделение структур. Высший командный состав убыл в Паневежис, который отныне является секретным центром чисто военной структуры Северо-Западного фронта, а в Риге оставлен второстепенный генерал Е: П. Сафронов, который будет осуществлять военно-территориальный контроль после ухода основной массы советских войск на запад.
В Одесском военном округе небольшой нюанс. Тут тоже произошло разделение структур. Но из штаба округа выделился не штаб целого фронта, а штаб самой мощной из всех советских армий — 9-й. Подавляющая часть офицеров штаба Одесского военного округа во главе с начальником штаба генерал-майором М. В. Захаровым тайно переведены в штаб 9-й армии. Маршал Советского Союза И. С. Конев свидетельствует, что 20 июня штаб 9-й армии был поднят по боевой тревоге и тайно выведен из Одессы на полевой КП (ВИЖ, 1968, N 7, с. 42). Командующий Одесским военным округом генерал-полковник Я. Т. Черевиченко уже давно не в Одессе. Он тайно побывал в Крыму, где принимал прибывший с Кавказа 9-й особый стрелковый корпус и мимо Одессы в поезде едет на секретный командный пункт 9-й армии, которым ему поручено командовать. Маршал Советского Союза М. В. Захаров сообщает, что во время германского вторжения Черевиченко был в поезде (Вопросы истории, 1970, N 5, с. 46). 9-я армия должна была покинуть пределы советской территории, вот почему в Одессе ДО германского вторжения появился дополнительный генерал Н. Е. Чибисов. После ухода военной структуры 9-й армии он должен был оставаться на полупустых, с военной точки зрения, территориях и осуществлять военно-территориальный контроль.
А Ленинградский военный округ — исключение. Тут тоже тайно создается Северный фронт, но разделения структур не происходит. Очень логично: Северный фронт пока не готовится уходить далеко вперед от территорий Карелии, поэтому нет нужды делить командиров на тех, кто пойдет далеко вперед, и тех, кто останется. Северный фронт будет действовать примерно на тех же территориях, где раньше располагался военный округ, поэтому двух разных структур тут создавать не надо. Две структуры нужны только там, где одни командиры и войска должны уйти вперед, а другие должны остаться. Вот поэтому в Ленинградском военном округе и не введена дополнительная должность заместителя. И боевые действия и контроль территории тут будут осуществляться из единого центра — из штаба Северного фронта. Он никуда не уйдет, поэтому для него не предусматривается никакая заменяющая его структура управления.
13 июня 1941 года, в день передачи по радио Сообщения ТАСС, произошло окончательное и полное разделение структур управления в западных приграничных военных округах, кроме Ленинградского. В тот день Нарком обороны отдал приказ вывести фронтовые управления на полевые командные пункты.
С этого момента в Белоруссии существуют две независимые военные системы управления: тайно созданный Западный фронт (командующий фронтом генерал армии Д. Г. Павлов, командный пункт в лесу, в районе станции Лесна) и Западный особый военный округ (командующий генерал-лейтенант В. Н. Курдюмов, штаб в Минске). Павлов продолжает играть роль командующего округом, но он уже официально — командующий фронтом, и его штаб уже выдвигается на тайный командный пункт, чтобы существовать независимо от Западного военного округа.
Две параллельные военные системы управления на одних и тех же территориях — это примерно то же самое. что два капитана на одном корабле, два лидера в одной коммунистической партии или два главаря в одной банде. Двойное военное руководство на одной территории существовать не может и создано только потому, что Западный фронт в ближайшее время должен эти территории покинуть.
В это же время на Украине возникли две независимые структуры военного управления: Юго-Западный фронт и Киевский особый военный округ. Маршал Советского Союза И. X. Баграмян свидетельствует: была особая шифровка Жукова о том, чтобы «сохранить это в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа» (Так начиналась война. С. 83).
Тут, как и в Минске, разыгрывается та же комедия: для постороннего взгляда военное руководство на Украине осуществляет только штаб Киевского особого военного округа. Личный состав штаба округа особо предупрежден и о какой-то иной системе военного руководства лишнего не болтает. Но помимо штаба округа на той же территории создана другая структура военного управления — Юго-Западный фронт. Долго ли на одной территории могут функционировать две независимые структуры военного управления?
Генерал-лейтенант войск связи П. М. Курочкин (в то время генерал-майор, начальник связи Северо-Западного фронта) сообщает то же самое про Прибалтику: «в район Паневежиса стали прибывать управления и отделы штаба. Окружное командование превратилось фактически во фронтовое, хотя формально до начала войны именовалось окружным. В Риге была оставлена группа генералов и офицеров, на которых возлагались функции руководства округом» (На Северо-Западном фронте (1941–1943). Сборник статей. С. 196).
Создание двух независимых систем управления неизбежно вызывает создание двух независимых систем связи. В Прибалтике фронтовую связь возглавил лично генерал-майор П. М. Курочкин, а его бывший заместитель полковник Н. П. Акимов руководит независимой системой связи военного округа.
Генерал Курочкин энергично создает систему связи для тайно существующего СЗФ. Это происходит «как бы с целью проверки». А чтобы не насторожить противника внезапной вспышкой переговоров по новым военным каналам связи, используются гражданские линии связи. Впрочем, слово «гражданские» надо взять в кавычки. Таких в Советском Союзе не было. В 1939 году государственная система связи была полностью военизирована и поставлена на службу армии. Наркомат связи был прямо подчинен Наркомату обороны. Во всех нормальных странах система военной связи является составной частью общегосударственной системы связи, а в Советском Союзе наоборот — общегосударственная связь — составная часть военной связи, а Нарком связи СССР Лересыпкин официально является заместителем начальника связи Красной Армии.
Управление Северо-Западного фронта вышло на полевой командный пункт не на учения, а на войну: «создавалась высшая оперативная организация для управления боевыми действиями» (Генерал-лейтенант П. М. Курочкин. Позывные фронта. С. 117).
Фронтовая система связи для военного времени была заранее хорошо подготовлена и отлажена. «Все документы плана, частоты, позывные, пароли хранились в штабе округа, и в случае войны их нужно было рассылать в войска. Радиостанций же в округе насчитывалось несколько тысяч, следовательно, чтобы перестроить работу на военный лад, требовалась минимум неделя. Проводить эти мероприятия заблаговременно не разрешалось» (там же, с. 115). Отметим для себя, что вся система перестройки связи с мирного на военный режим в РККА была построена не на предположении, что противник может напасть и поэтому придется проводить перестройку практически мгновенно, а на предположении, что предварительный сигнал поступит из Москвы в определенное Москвой время. Другими словами, план перестройки связи был создан не для условий оборонительной войны, а для условий войны наступательной, агрессивной, с периодом тайной подготовки к ней. И этот тайный период последних приготовлений Красной Армии к вторжению настал. 19 июня начальник штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенант П. С. Кленов отдает приказ генерал-майору войск связи Курочкину:
— Действовать по большому плану. Вам понятно, о чем идет речь?
— Да, мне все понятно, — доложил я» (П. М. Курочкин. На Северо-Западном фронте. (1941–1943). Сборник статей. С. 195).
Жаль, что нам не все понятно про «большой план», и никто из советских генералов не объясняет, что такое «большой план». Но нам ясно, что планы у советских генералов были, и их уже ввели в действие. Через несколько дней должно было что-то случиться в соответствии с «большим планом», но Гитлер своими действиями не позволил «большой план» осуществить, заставив советских командиров действовать не по намеченным планам, а импровизировать.
Вот как генерал Курочкин обеспечивает выполнение «большого плана»: «Отдел связи округа выслал документы, относящиеся к организации радиосвязи… в штабы армий и соединения окружного подчинения. Все эти документы, соответствующим образом переработанные, должны были пройти через корпусные, дивизионные, полковые, батальонные командные инстанции и дойти до экипажа каждой радиостанции. На это уйдет, как я уже говорил, не меньше недели» (там же, с. 118).
Итак, совершенно секретные сведения, которые можно доводить до исполнителей только в случае войны, начиная с 19 июня доводились до тысяч исполнителей. Это необратимый процесс. Вернуть секреты и спрятать в сейфах больше нельзя. Как только материалы вышли из сейфов, война стала полностью неизбежна. Подготовка наступательной войны чем-то похожа на подготовку государственного переворота: план готовит очень небольшая группа людей, не доверяя тысячам будущих участников ни крупицы информации. Как только руководители заговора довели до тысяч исполнителей частицы своего плана, выступление становится совершенно неизбежным. В противном случае заговорщики теряют внезапность, которая является их главным козырем, и заставляет противника принимать экстренные ответные меры.
Но, может быть, генерал-лейтенант Кленов отдал приказ довести до тысяч исполнителей элементы «большого плана» в предвидении германской агрессии? Никак нет. Генерал Кленов категорически не верит в возможность германского вторжения. Даже после того как оно началось, Кленов отказывается верить и не предпринимает никаких мер для отражения агрессии. К генералу Кленову и его агрессивным предложениям на декабрьском (1940 года) совещании высшего командного состава мы еще вернемся во втором томе этой книги. Кленов предлагал вести только агрессивные войны, которые начинаются внезапным ударом Красной Армии. По агрессивности он превосходил даже самого Жукова и имел храбрость спорить с Жуковым в присутствии Сталина о том, как надо наносить внезапный удар. А в возможность германского вторжения он не верил, как и его покровитель член Политбюро А. А. Жданов, как, впрочем, и многие другие советские военные и политические лидеры, включая самого Сталина.
13 июня 1941 года и в течение нескольких последующих дней в Советском Союзе были введены в действие все механизмы войны. Процесс развертывания советских фронтов зашел так далеко, что тысячи исполнителей уже были посвящены в секреты экстраординарной важности. В середине июня 1941 года Советский Союз уже проскочил критический рубеж, после которого война становится неизбежной. Если бы Гитлер решил проводить «Барбароссу» на несколько недель позже, то Красная Армия пришла бы в Берлин не в 1945 году, а раньше.
Перед тем, как сделать шаг вперед, командир осматривает лежащую перед ним местность. Конечно, разведка уже многое узнала и многое доложила, конечно командир верит своей разведке, но все же, перед тем как сделать шаг вперед, он еще раз осматривает всю местность своим командирским оком. Если вперед предстоит идти батальону, то местность долго и внимательно в бинокль осматривает лично командир батальона. А если вперед идти корпусу, что ж — местность осматривает лично командир корпуса. Это не традиция и не пустой ритуал. Перед тем как двинуть войска вперед, командир обязан лично увидеть и прочувствовать лежащее перед ним пространство: вон там лощинка — не увязли бы танки в грязи, вон там мостик — ах, не подпилены ли сваи, а вон из того лесочка жди контратаки.
Если командир лично не прочувствует лежащее перед ним пространство, если его воображение не сможет пройти все пространство впереди солдата пехоты и если командир не сможет перед боем мысленно оценить все трудности, которые выпадут на долю его солдат, то расплатой будет поражение. Вот почему каждый командир, независимо от ранга, перед наступательным сражением одевается в солдатскую форму и на животе ползет по грязи рядом с государственной границей или с передним краем, долгими часами осматривая пространство, лежащее впереди, и пытаясь до боя вообразить и предусмотреть все трудности, которые ждут завтра.
Визуальное изучение противника и местности называется рекогносцировкой. Появление рекогносцировочных групп на границе — это не самый приятный сюрприз. Не очень хорошо, если на вас из-за границы в бинокль долгими часами смотрит командир советской танковой дивизии. Но представьте себе, что в районе ваших границ появился командующий советским военным округом, да не один, а в сопровождении члена Политбюро и не часами, а неделями отираются они на пограничных заставах. Что вы тогда подумаете?
Так было перед каждым «освобождением». Вот, например, еще в январе 1939 года командующий Ленинградским военным округом К. А. Мерецков и А. А. Жданов, ставший вскоре членом Политбюро, в одной машине объездил всю финскую границу. Их поездки продолжаются весной, летом, осенью. В самом конце осени они завершили свою работу, вернулись в Ленинград, и вот тут-то «финская военщина спровоцировала войну».
С начала 1941 года германские офицеры и генералы начинают понемногу, а затем все интенсивнее делать на германо-советской границе то, что совсем недавно Мерецков и Жданов делали на советско-финской границе. Над моим столом — знаменитая фотография: генерал Г. Гудериан с офицерами своего штаба проводит последнюю рекогносцировку под Брестом в ночь на 22 июня 1941 года. Не только Гудериан, но все германские генералы смотрели в бинокли на советскую территорию. Чем ближе приближалась дата начала «Барбароссы», тем более важные германские генералы появлялись на советских границах. Советские генералы и маршалы отмечают все больше и больше рекогносцировочных групп. (Главный маршал авиации А. А. Новиков. В небе Ленинграда, С. 41). Германские рекогносцировочные группы прятались, маскировали свои действия всякими способами, одевались в форму пограничников и рядовых солдат, но опытный глаз, конечно, отличит рекогносцировочную группу от пограничного патруля. С советской границы сыпались доклады о том, что германские офицеры интенсивно ведут рекогносцировку. Это явный признак приближения войны.
Маршал Советского Союза М. В. Захаров (в то время генерал-майор, начальник штаба 9-й армии) сообщает, что начиная с апреля 1941 года возникла «новая обстановка» (выделено М. В. Захаровым), она характеризовалась тем, что «на реке Прут появились группы офицеров в форме румынской и германской армий. По всем признакам, они проводили рекогносцировку» («Вопросы истории». (1970, N 5, с. 43). Рекогносцировка — это подготовка к наступлению, и маршал Захаров это понимает в 1970 году, как понимал в 1941-м. Появление рекогносцировочных групп по ту сторону еще не означает начала войны, но определенно означает конец мира.
Что же делают советские командиры? Почему они не принимают срочных мер оборонительного характера для отражения агрессии, неизбежность которой подтверждается интенсивной работой рекогносцировочных групп противника? Советские генералы не реагируют на рекогносцировочные работы противника по простой причине. Советские генералы очень заняты — они сами проводят рекогносцировку.
Генерал-майор П. В. Севастьянов (в то время начальник политотдела 5-й стрелковой им. Чехословацкого пролетариата Витебской Краснознаменной дивизии 16-го стрелкового корпуса 11-й армии Северо-Западного фронта): «Наблюдая немецких пограничников в каких-нибудь двадцати-тридцати шагах, встречаясь с ними взглядами, мы и виду не подавали, что они существуют для нас, что мы ими хоть в малейшей степени интересуемся». (Неман — Волга — Дунай. С. 7).
Описание генерала Севастьянова означает, что он не один раз наблюдал германских пограничников в «двадцати — тридцати» шагах, это случалось регулярно. Вот и вопрос: товарищ генерал, а что вам-то, собственно, надо в такой близости от границы? Если ваша голова встревожена возможностью германского вторжения, то надо приказать натянуть рядов пять-шесть колючей проволоки вдоль границы, а чтоб неповадно никому было через ту проволоку лазить — понаставить мин-ловушек, да погуще. А позади проволочных заграждений настоящее минное поле устроить километра три глубиной, а за минными полями рвы противотанковые вырыть да фугасами огнеметными их прикрыть, а позади еще рядов двадцать — тридцать колючей проволоки натянуть, да на металлических кольях. Еще лучше не колья использовать, а рельсы стальные, и не просто так, а в бетон их, в бетон! А уж позади — еще минное поле. Ложное. А за ним — настоящее. И еще один ров противотанковый выкопать. А позади всего этого устроить лесные завалы и пр. и пр. Если генерал готовится к обороне, то ему совсем не надо германских пограничников в упор рассматривать. Ему нужно изучать не чужую территорию, а свою, и чем глубже, тем лучше. А у границ можно держать небольшие подвижные отряды, которые в случае нападения могут легко через секретные проходы уйти за полосу заграждений, минируя за собой пути отхода.
Примерно в таком духе готовилась к обороне Финляндия, и финским генералам совсем не надо было стоять на пограничной черте и рассматривать чужую территорию…
А вот Красная Армия заграждений на границах не строит, и советские генералы, точно как и их германские коллеги, неделями и месяцами пропадают на самом краешке своей территории в нескольких шагах от государственной границы.
Полковник Д. И. Кочетков вспоминает, что командир советской танковой дивизии в Бресте (генерал-майор танковых войск В. П. Пуганов, командир 22-й танковой дивизии 14-го механизированного корпуса 4-й армии Западного фронта. — В. С.) выбрал такое место для штаба дивизии и такой кабинет в этом штабе, что «мы сидели с полковым комиссаром А. А. Илларионовым в кабинете комдива и из окна смотрели в бинокль на немецких солдат на противоположном берегу Западного Буга» (С закрытыми люками. С. 8).
Идиотство! — возмущаемся мы. Начнись война, в окно командира танковой дивизии можно просто из автомата стрелять с другого берега или лучше того
— из пушки шарахнуть. По штабу дивизии можно стрелять из чего угодно: из пулеметов, из минометов, можно держать штаб под снайперским огнем, а из пушек по нему можно стрелять прямой наводкой даже без пристрелки — не промахнешься.
Не будем возмущаться. С оборонительной точки зрения такое расположение штаба танковой дивизии действительно, мягко говоря, не очень удачно. Но ведь танковая дивизия в Бресте «в непосредственной близости от границы» (Советские танковые войска. С. 27) не для обороны же находится! А если смотреть на ситуацию с наступательной точки зрения, то все правильно. Германская танковая группа Гудериана на той стороне тоже прямо к берегу придвинута. И сам Гудериан на противоположном берегу делает то же самое: из окошка в бинокль рассматривает советский берег.
Иногда Гудериан, маскируясь, появляется с биноклем у самой воды. А перед началом «Барбароссы» уже и маскироваться перестал: стоит в генеральской форме со своими офицерами и смотрит в бинокль точно так же, как и его советские противники. Не будем называть советских генералов идиотами. Мы же не усматриваем ничего идиотского в действиях германских генералов. Это просто обычная подготовка к наступлению. Так делается всегда и во всех армиях, включая советскую, включая германскую. Разница состояла только в том, что Советский Союз готовил операцию несравнимо большего размаха, чем германская операция «Барбаросса», поэтому советские командиры начали рекогносцировочные работы гораздо раньше, чем германские командиры, но намеревались ее завершить в июле 1941 года. Есть упоминания о том, что Баграмян, изучавший горные перевалы в Карпатах, одновременно «тщательно отрекогносцировал значительный участок границы» (ВИЖ, 1976, N 1). И было это в сентябре 1940 года.
Рекогносцировку с советской стороны проводят командиры всех рангов. Начальник инженерных войск Юго-Западного фронта генерал-майор А. Ф. Ильин-Миткевич в момент начала войны оказался на самой границе в Рава-Русской (Полковник Р. Г. Уманский. На боевых рубежах. С. 39).
По приказу генерала армии К. А. Мерецкова в июле 1940 года была проведена рекогносцировка на всей западной границе. В ней приняли участие тысячи командиров всех рангов, включая генералов и маршалов, занимавших высочайшие посты, а Мерецков, который недавно рассматривал финскую границу, делает то же самое теперь на румынской и германской границах. Товарищ Маршал Советского Союза, вам слово: «Я лично провел длительное наблюдение с передовых пограничных постов» (На службе народу. С. 202). «Затем я объехал пограничные части» (там же, с. 203). Мерецков вместе с командующим Юго-Западным фронтом генерал-полковником М. П. Кирпоносом повторяют рекогносцировку на всем участке Киевского особого военного округа. «Из Киева я отправился в Одессу, где встретился с начальником штаба округа генерал-майором М. В. Захаровым… я вместе с ним поехал к румынскому кордону. Смотрим на ту сторону, а оттуда на нас смотрит группа военных». Тут надо заметить, что генерал Мерецков проводит рекогносцировку вместе с генералом Захаровым, тем самым Захаровым, который сообщает, что проведение группами германских генералов и офицеров рекогносцировочных работ создало в апреле 1941 года «новую ситуацию». А не задумывались ли вы, товарищи маршалы и генералы, над тем, что германские рекогносцировки, начатые в апреле 1941 года, были просто ответом на массированные советские рекогносцировки, проводимые еще с июля 1940 года?
Но вернемся к Мерецкову. Из Одесского военного округа он спешит в Белоруссию, где с генералом армии Д. Г. Павловым тщательно рекогносцирует советско-германскую границу и германскую территорию. Короткий визит в Москву, и Мерецков уже на Северном фронте. Попутно он сообщает, что командующего Северо-Западным фронтом он в штабе не застал, тот проводит много времени на границе. Командующего Северным фронтом генерал-лейтенанта М. М. Попова тоже нет в штабе — он на границе.
Ко всему этому добавим, что в 1945 году Сталин и его генералы тщательно подготовили и блистательно провели внезапный удар по японским войскам и захватили Маньчжурию, Северную Корею и некоторые провинции Китая. Подготовка к нанесению внезапного удара осуществлялась точно так же, как и подготовка удара по Германии летом 1941 года. На границе появился все тот же Мерецков. Он уже Маршал Советского Союза. Он появляется на маньчжурской границе тайно под псевдонимом «генерал-полковник Максимов». Один из главных элементов подготовки — рекогносцировка. «Сам объездил на вездеходе, а где и верхом на лошади все участки» («Красная звезда», 7 июня 1987 года).
Генерал-лейтенант инженерных войск В. Ф. Зотов (в то время генерал-майор, начальник инженеров Северо-Западного фронта) подтверждает, что командующий Северо-Западным фронтом генерал-полковник Ф. И. Кузнецов почти весь июнь 1941 года вплоть до 22-го провел в районе штаба 125-й стрелковой дивизии. Военный совет фронта находился тут же. А штаб 125-й стрелковой дивизии находился так близко от границы, что «первый же снаряд в него угодил» (На СЗФ, с. 173–174). Можно сказать: ах, какие эти русские дураки, так близко штабы к границе придвинули! Я так тоже говорил. А потом собрал сведения о расположении штабов советских дивизий и корпусов на турецкой и маньчжурской границах. Так вот там ничего подобного не было. Штабы дивизий там располагались минимум в 10 километрах от границ. А вот когда готовились «освободительные походы», тогда штабы вплотную придвигали к самой границе. И не только штабы дивизий, но и даже корпусов, армий, фронтов. Так Жуков выдвинул свой штаб вперед перед нанесением внезапного удара на Халхин-Голе. Так все советские генералы и маршалы поступали перед каждым наступлением. Гудериан, кстати, делал то же самое. И Манштейн. И Роммель. И Клейст.
Командиры советских дивизий и корпусов, расположенных в глубине советской территории, тоже посещали границу, и весьма интенсивно. Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский (в то время он был генерал-майором и командовал механизированным корпусом, но не у самых границ) вспоминает, что часто навещал И. И. Федюнинского, корпус которого был прямо на границе. Генерал армии И. И. Федюнинский в своих мемуарах вспоминает, что действительно коллеги навещали, вот к примеру, Рокоссовский. Таких моментов в мемуарах советских маршалов и генералов мы найдем сотни и тысячи.
Маршал Советского Союза К. С. Москаленко (в то время генерал-майор артиллерии, командир 1-й противотанковой бригады РГК) прямо связывает Сообщение ТАСС с резким усилением рекогносцировочной активности советских командиров. Командующий 5-й армией генерал-майор танковых войск М. И. Потапов обсудил с генералом Москаленко Сообщение ТАСС и ставит задачу: «Подбери хороших, грамотных в военном отношении людей и пошли к границе, пусть проведут рекогносцировку местности и понаблюдают за немцами и их поведением. Да и для тебя это будет полезно» (На юго-западном направлении. С. 21).
Отметим для себя, что противотанковой бригаде на переднем крае в оборонительной операции делать нечего. Командующий армией вводит противотанковую бригаду в сражение только в самой критической ситуации, когда противник уже прорвал оборону батальона, полков, бригад, дивизий и корпусов, когда возник кризис армейского масштаба и когда направление главного удара противника совершенно четко обозначилось. И это может случиться только далеко в глубине советской обороны. Но бригада генерала Москаленко не армейская и даже не фронтовая. Это бригада РГК — Резерва Главного Командования. В обороне ее можно вводить в сражение, когда оборона армий и даже фронтов уже прорвана и явно обозначился кризис стратегического масштаба. Чтобы стратегический кризис ликвидировать, бригада должна находиться не у границы, а в десятках и даже сотнях километров от границы, там, где стратегический кризис может возникнуть! При подготовке оборонительной операции командиру противотанковой бригады РГК у границ решительно нечего делать. А если готовится грандиозное советское наступление из Львовского выступа в глубину территории противника, то левый фланг самой мощной группировки войск, которая когда-либо до этого создавалась в истории человечества, будет прикрыт Карпатами (и горными армиями, которые там появятся), а правый фланг надо будет прикрыть сверхмощным противотанковым формированием, причем у самой границы. Именно там бригада и находится, и генерал Москаленко по приказу генерала Потапова лично отправляется на рекогносцировку территории противника.
Если кто-то попытается объяснить советские рекогносцировки тем, что Советский Союз готовился к обороне и потому, мол, советские командиры смотрели через границу, я тогда напомню, что в составе советских рекогносцировочных групп было очень много саперов, включая саперов самого высшего класса. Если готовится оборона, то саперу незачем смотреть на местность противника, ему на своей местности работы достаточно, и чем глубже отходишь на свою территорию, тем работы для сапера больше и больше. Но советские саперы почему-то долгими часами рассматривали территорию противника.
Если советские рекогносцировки проводились с оборонительными целями, то их надо было проводить не на границе: километрах в ста от границ, в глубине своей территории, выбрать удобные для обороны рубежи и провести на них рекогносцировки, а потом начать интенсивную подготовку этих рубежей к оборонительным сражениям. После этого всему высшему командному составу следовало отойти на линию старой границы и вновь провести рекогносцировки на этих старых заброшенных рубежах, а затем отойти на линию Днепра и т. д.
А рекогносцировка с пограничных застав — это рекогносцировка для агрессии.
21 июня 1941 года состоялось таинственное заседание Политбюро. Советский историк В. А. Анфилов сообщает: «Руководители коммунистической партии и члены советского правительства в течение дня 21 июня находились в Кремле и решали важнейшие государственные и военные вопросы» (Бессмертный подвиг. С. 185).
Известны только решения по четырем обсуждаемым вопросам, но неизвестно, сколько всего вопросов обсуждалось в тот день и каковы были другие решения.
Вот то, что известно.
21 июня 1941 года решено принять на вооружение Красной Армии подвижную установку залпового огня БМ-13, развернуть серийное производство установок БМ-13 и реактивных снарядов М-13, а также начать формирование частей реактивной артиллерии. В ближайшие недели БМ-13 получит свое неофициальное имя «Катюша».
«21 июня Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о создании на базе западных приграничных военных округов фронтовых объединений» (Генерал-лейтенант П. А. Жилин, член-корреспондент Академии наук СССР. Великая Отечественная война (1941–1945). С. 64).
Это решение в тысячи раз важнее первого. Конечно, фронты существовали и до этого, Политбюро просто задним числом оформляет уже принятые решения, и тем не менее это архиважно: пять фронтов созданы и юридически тайно оформлены не после германского вторжения а до него.
Важность заключается вот в чем. Заседание Политбюро продолжалось весь день и завершилось глубокой ночью. Через несколько часов Жуков звонит Сталину и пытается убедить его в том, что на границе происходит что-то необычное. Этот момент описан многими очевидцами и историками. Нет сомнения, что не только Сталин, но и Молотов, и Жданов, и Берия в возможность германского вторжения отказываются верить. Нежелание верить в германскую агрессию подтверждено всеми действиями Красной Армии: зенитки не стреляют по германским самолетам, советским истребителям запрещено сбивать германские самолеты, у войск Первого эшелона отобраны патроны, а из Генерального штаба сыплются драконовские приказы: на провокации не поддаваться (Жуков и Тимошенко тоже в германскую агрессию не очень верили).
Вопрос: если высшие советские политические и военные руководители не верят в возможность германского вторжения, зачем же они только что создали фронты?
Ответ: ФРОНТЫ БЫЛИ СОЗДАНЫ НЕ ДЛЯ ОТРАЖЕНИЯ ГЕРМАНСКОГО ВТОРЖЕНИЯ, а для другой цели.
Вот еще решение, принятое в Политбюро 21 июня 1941 года: создана группа армий Резерва Главного Командования. Командующим группой назначен первый заместитель Наркома обороны Маршал Советского Союза С. М. Буденный, начальником штаба группы — генерал-майор А. П. Покровский (впоследствии генерал-полковник). В состав группы армий вошли семь армий Второго стратегического эшелона, которые, как мы знаем, тайно выдвигались в западные районы страны. Генерал-полковник А. П. Покровский в своих воспоминаниях называет новое объединение несколько по-другому: «группа войск Резерва Ставки» (ВИЖ, 1978, N 4, с. 64). Такое название указывает на то, что 21 июня была создана и Ставка Главного командования — высший орган управления Вооруженными силами в ходе войны. По крайней мере, ее создание 21 июня уже было предрешено.
Вполне возможно, что решение о создании группы войск Резерва Ставки было принято раньше, а 21 июня на Политбюро решение только утверждается. Доказательством тому служат неоднократные указания, что германское вторжение застало генерал-майора А. П. Покровского уже на боевом посту в западных районах страны (ВИЖ, 1978, N 11, с. 126).
В любом случае — ДО германского вторжения Второй стратегический эшелон представлял собой не семь различных армий, а боевой механизм с единым руководством. Для чего это сделано? Для обороны? Нет. В оборонительной войне единое руководство армиями Второго стратегического эшелона было совершенно не нужно и было расформировано еще до того, как Второй стратегический эшелон встретился с противником. В мирное время Второй стратегический эшелон вообще не нужен: в европейской части страны его негде размещать и негде тренировать.
Если группа армий Резерва Ставки создавалась не для мирного времени и не для оборонительной войны, то тогда для чего?
«21 июня Политбюро ЦК ВК.П (б) возложило на начальника Генерального штаба генерала армии Г. К. Жукова общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами, а на заместителя наркома обороны генерала армии К. А. Мерецкова — Северным» (Генерал армии С. П. Иванов и генерал-майор Н. Шеховцев. ВИЖ, 1981, N 9, с. 11). Совсем недавно К. А. Мерецков командовал армией в ходе «освобождения» Финляндии. Теперь его туда же посылают представителем Ставки. Совсем недавно Г. К. Жуков командовал Южным фронтом в ходе «освобождения» восточных областей Румынии, теперь его посылают туда же представителем Ставки координировать действия двух фронтов.
Нас уверяют, что Сталин послал Жукова на румынскую границу, а Мерецкова — на финскую, чтобы готовить отражение германской агрессии. Пусть так. Странно другое: Сталин посылает Жукова и Мерецкова предотвращать события, в возможность которых сам он не верит.
Мерецков выехал немедленно. Жуков задержался на несколько часов в Москве, и «Барбаросса» застала его в Генеральном штабе. Но это случайность. Если бы «Барбаросса» началась на несколько часов позже, то и сам Жуков стал бы частью могучего ураганного потока, уносившего к западным границам генералов из Генштаба и комбригов из ГУЛАГа, зэков и их конвоиров, командиров из запаса и с дальних границ, слушателей академий и их преподавателей.
Советские историки говорят о германских командирах: «… в июне вплоть до вторжения в СССР Браучих и Гальдер совершали в войска одну поездку за другой» (В. А. Анфилов. Бессмертный подвиг. С. 65). А. Жуков с Мерецковым себя вели как-то по-другому?
Действия двух армий просто похожи друг на друга. Не зная о действиях противника, Вермахт и Красная Армия копируют друг друга даже в мельчайших деталях. Да, советские командиры приближали командные пункты к границам, как их германские коллеги, и даже ближе. Да, Красная Армия концентрирует две сверхмощные группировки на флангах в выступах границ, точно как германская армия. Да, советские самолеты сосредоточены у самых границ, как германские. Да, советским летчикам запрещено сбивать германские самолеты до определенного момента, точно как германским летчикам запрещено сбивать советские самолеты, чтобы не вызвать конфликт раньше времени, чтобы удар был совершенно внезапным. Да, командный пункт Гитяера находится в Восточной Пруссии в районе Шлиссенбурга, а советский Главный передовой командный пункт (ГПКП) находится в районе Вильнюса. Это та же самая географическая параллель, и находится советский командный пункт точно на таком же расстоянии от германской границы, как и германский — от советской. Если советский и германский главные командные пункты нанести на карту, а карту сложить по государственной границе, то командные пункты належатся один на другой.
Но! Гитлер уже выехал на свой тайный командный пункт… а Сталин?
21 июня после заседания Политбюро многие его члены срочно разъезжаются на свои боевые посты.
Жданов, который по линии Политбюро контролировал «освобождение» Финляндии, готовится 23 июня появиться в Ленинграде. Хрущев, который контролировал «освобождение» восточных областей Польши и Румынии, срочно несется в Киев (и, возможно, в Тирасполь). Андреев, который в Политбюро отвечает за воинские перевозки (Генерал армии А. А. Епишев. Партия и Армия. С. 176) спешит на Транссибирскую магистраль, чтобы ускорить выдвижение армий Второго стратегического эшелона, и уже на следующий день его появление будет отмечено в Новосибирске (Генерал-лейтенант С. А. Калинин. Размышления о минувшем. С. 131).
А как же Сталин? Неужели и он, как Гитлер, готовится отправиться на тайный командный пункт?
Решение Политбюро о тайном развертывании пяти фронтов на западных границах означало, что Советский Союз в 1941 году неизбежно должен был начать активные действия на западе. Причина чрезвычайно серьезная: каждый из советских фронтов, помимо прочего, в месяц съедал до 60 000 голов крупного рогатого скота (Маршал Советского Союза С. К. Куркоткин. Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. С. 325). Если ждать до следующего года, то пяти фронтам придется скормить более трех миллионов голов крупного рогатого скота. А кроме пяти фронтов надо кормить семь армий Второго стратегического эшелона и три армии НКВД, развернутые позади. Нужно кормить четыре флота, советские войска, которые готовятся «освобождать» Иран, авиацию, войска ПВО, не самое главное — военную промышленность, где едоков еще больше.
Ничего, скажут мне, опираясь на социалистическое сельское хозяйство, на наши колхозы… Не буду спорить. Вот сведения из советского Генерального штаба: «Несмотря на крупные успехи в области развития сельского хозяйства накануне войны, зерновая проблема в силу ряда причин не была решена. Государственные заготовки и закупки зерна не покрывали всех потребностей страны в хлебе» (ВИЖ, 1961, N 7, с. 102). Словом, успехи большие, но хлеба нет. А вот мнение сталинского Наркома финансов, члена ЦК, А. Г. Зверева: «К началу 1941 года поголовье крупного рогатого скота у нас еще не достигло уровня 1916 года» (Записки министра. С. 188).
Уровень 1916 года — это не стандартный уровень России, а уровень, на который сельское хозяйство страны опустилось после двух лет опустошительной, разорительной войны. В «мирное время» поголовье скота в Советском Союзе было ниже, чем в России в разгар мировой войны! Уровень 1916 года — это, по стандартам предыдущих десятилетий, крайне низкий и почти катастрофический уровень, на котором возможны беспорядки, на котором ломается привычный уклад жизни и толпы народа могут высыпать на улицы.
Взлетев вверх на мутной волне беспорядков и захватив власть, коммунисты не улучшили продовольственного положения страны, но ухудшили его настолько, что страна и через четверть века все еще пыталась подняться до очень низкого уровня, на который хозяйство страны упало в результате Первой мировой войны. Сталин создал колоссальную армию и военную промышленность, но за это пожертвовал достоянием нации, которое накапливалось веками, и жизненным уровнем народа, опустив его ниже уровня, на котором живут люди во время мировой войны.
С начала 1939 года Сталин начал интенсивную перекачку ресурсов из и так катастрофически ослабленного сельского хозяйства в армию и в военную промышленность. Армия и промышленность стремительно наращивали вес, а сельское хозяйство становилось ужасающе легковесным. Процесс набирал скорость. Помните, 1320 железнодорожных эшелонов, груженных автомобилями у советских западных границ? Откуда они? Да из колхозов мобилизовали, не из военной же промышленности! Или вот в мае 1941 года в Красную Армию тайно мобилизовано 800000 резервистов. За месяц количество едоков в армии увеличилось почти на миллион. А за счет кого армия растет? Мы уже знаем, что за счет ээков. Ну и, конечно, за счет мужиков. На военном заводе — бронь. А в колхозе?
Так вот, пять прожорливых фронтов, созданных ДО германского вторжения, и тайная мобилизация мужиков и техники в эти фронты ДО уборки урожая означали неизбежный голод в 1942 году даже без германского вмешательства. Голод 1942 года был предрешен на заседании Политбюро 21 июня 1941 года. Развернув прожорливые фронты, надо было неизбежно в том же году вводить их в дело. В противном случае, в следующем, 1942 году врагами Сталина будут не только Гитлер, но и миллионы голодных вооруженных мужиков в сталинской собственной армии. А внезапный удар Красной Армии в 1941 году сулил захват новых богатых территорий и резервов продовольствия (например, в Румыния). Если этих запасов не хватит — не беда; голод, возникший в ходе войны, объясним и понятен.
Мы уже знаем, что армии Второго стратегического эшелона Сталин должен был неизбежно вводить в бой в 1941 году независимо от действий Гитлера просто потому, что в западных районах страны эти армии негде было размещать на зиму и зимой негде тренировать. Вот и еще одна причина, которая делала для Сталина войну неизбежной в 1941 году: если бы он не ввел в бой пять фронтов, семь армий Второго стратегического эшелона и три армии НКВД, то к весне 1942 года создалась бы ситуация, в которой всю эту массу войск было бы просто нечем кормить.
Единственный советский маршал, которому Сталин полностью верил, Б. М. Шапошников, еще в 1929 году высказал категорическое мнение о том, что мобилизовать сотни тысяч и миллионы людей и держать их в районе границ в бездействии длительное время невозможно. (Мозг армии. Т. 3). Армию гораздо легче контролировать в ходе войны, чем контролировать миллионы мобилизованных вооруженных людей, которые изнывают от ожидания и безделья. Попробуйте эту массу вооруженных людей еще и не кормить. Что у вас получится?
Создав фронты, Сталин нарушил и без того неустойчивый баланс между гигантской армией и истощенным, разоренным сельским хозяйством. После этого создалась ситуация: все или ничего, и ждать до 1942 года Сталин уже никак не мог.